мы в дзене
Лариса Гузеева очень редко дает интервью. Одна из самых харизматичных женщин в стране стала героиней нового выпуска «Скажи Гордеевой». Актриса и телеведущая рассказала, какой период жизни считает самым лучшим, о своей ленинградской юности, романе с Курехиным и об одном неправильном совете, который испортил ей карьеру.
Про MeeToo
Я с этим живу, держу язык за зубами. Я никогда об этом не расскажу. Потому что, во-первых, не хочу, как все, со слезой за миллион рассказывать. Но это ад, и я в этом аду жила. Это чистые упыри, которые понимают свою власть, понимают, что молодые девчонки слова не могут сказать. Вот молодая актриса, она уже утверждена на роль, ее снимают, а он к ней ломится ночью в номер. Я жила в этом аду, когда подходишь к ассистентке и просишь какой-то защиты и совета, а она тебя потом сдает, и тебе устраивают еще больший ад. Кому жаловаться? Когда кто-то пишет, что вот, мол, артистки, сначала дали, потом жалуетесь, я говорю: не смейте даже открывать рот. Вы не красивая и не артистка. У вас всю жизнь была другая проблема: как кому-то дать. А у красивых артисток проблема, как этих домогателей из своей жизни убрать и не потерять работу.
У нас женщина женщине враг номер один. Почти все женщины на стороне насильника, а не жертвы. А своей дочке всегда говорила: женщина никогда не виновата, даже если она лежит пьяная на пляже без трусов, если ты нормальный мужик, ты просто пройдешь мимо.
Про 90-е и переезд в Москву
Я приезжала в Москву ни с чем, мы с мамой спали в пустой квартире на коробках, работы не было. В то время я поняла, что главное – это деньги, материальное благополучие. Потому что это только в кино друзья подставят плечо. Накормить могут, а дальше сам. 90-е показали, что каждый выживает сам. Я сделала ставку на то, что я должна хорошо зарабатывать и надеяться только на себя. И это никогда не подводило.
Но даже когда я спала на коробках, я никогда не была сироткой. У меня всегда были французские духи и красивая шмотка, в которой я выходила. Я всегда врала: было 100 долларов, а говорила, что 300. Я всегда была в своей мечте и понимала, что когда-то это будет.
Про рок-н-ролльные 80-е и роман с Курехиным
В рок-н-ролльном Ленинграде 80-х я была классной телкой: длинные волосы, короткие юбки, фигура хорошая. С Сережей Курехиным был роман. Я мало рассказываю об этом периоде, потому что рассказывать нечего, ничего хорошего не было. Это сейчас романтизируют прежние времена. А в реальности все выглядит по-другому: мы были все без денег, эти люди – Курехин, Цой, Гребенщиков – еще не были гениями.
Я была влюблена в Курехина, но сказать, что я была счастлива в его вот этой комнатке малюсенькой, где была кровать и пианино, где он жил с сестрой… Я думаю, что он со мной тоже мыкался, мучился, потому что я была с нестабильной нервной системой, меня было тяжело удержать, я не была мышкой серенькой, которая смотрела в рот, радовалась, что меня приняли в общество, и падала в обморок при встрече с Борей Гребенщиковым. Я была о себе достаточно высокого мнения.
Ни про кого не думала, что это гений. Когда я видела всех этих реальных пацанов вблизи, я присматривалась, думала: фу, какие-то волосы грязные, зубы плохие, денег нет или жмот, хвостик дурацкий. Никита Михайловский провожал, а я думала: да ну, какой-то губастенький, молодой… Я же не могла всем дать, кому я нравилась.
Про любовь
По молодости любовь – это секс. До определенного возраста любовь – это чистый гормон. Я никого так не любила, как маму. Не было ни одного отпуска, который я без мамы провела. Когда мы переехали в Москву, я сказала, что у нас все будет пополам, я тебе еще покажу. Если у любви есть внешность, плоть, то мама была любовь.
Про детей
Я с сыном в воспитании пережала. Я так боялась алкоголя, наркотиков, кривой дорожки, чтобы они не появились в его жизни, что я сейчас не засыпаю, чтобы у него не попросить прощения. Думаю, какие-то моменты ему сложно простить. Я была очень жесткая, железобетонная. Во-первых, мать-одиночка, приехала в Москву, денег впритык, работы нет, ответственность за маму, за него, я прямо в бараний рог его скручивала. Поэтому в телефоне я у него записана как «Зима».
С дочкой по-другому. Я очень стараюсь дистанцироваться, не лезу под кожу. Я считаю, что самое главное и действенное – дай и отойди. Никто не хочет, чтобы ему в 13, 16, 19 лет мамы давали советы. Нужно, чтобы дети проживали свою жизнь естественно, правильно.
Про карьеру
Критики часто говорят, что после «Жестокого романса» я была не избирательна в ролях. У меня была одна извилина. После «Романса» меня утвердили на роль в фильме «Накануне». И один очень великий режиссер мне сказал: «Ну зачем тебе опять костюмная роль, зачем опять играть красавицу? Иди на сопротивление». И я отказалась и пошла сниматься в самый худший фильм «Соперницы», играть мастера спорта, байдарочницу. Ну вот скажите, я же дура?
Про депрессию
Я лечилась от депрессии. Это тяжелейшая болезнь – как воспаление легких, как перелом основания черепа. Лучшего периода у меня не было: у меня была дочка, я была замужем, у моего мужа были рестораны, у меня появились дорогие шмотки, сумки, все, о чем я мечтала. Я была в хорошей форме, Виталий Соломин пригласил меня в свою антрепризу «Мышеловка». И тут меня накрыло. Я умирала, плакала, орала, это было невыносимо. Ты просто лежишь, плачешь и не понимаешь, что с тобой происходит. Мне сказали, это болезнь, нужны антидепрессанты, врачи. Вот у меня было это два раза. Второй раз у меня это случилось уже во время «женилок», когда я вдруг прямо во время программы заплакала, сказала «умираю, не могу». Меня увезли в клинику под капельницы. Никто рядом не нужен, нет энергии на близких и родственников, ты не помнишь, что они у тебя есть.
О программе «Давай поженимся!»
Все 14 лет, что выходит программа, я боюсь, что ее закроют. Я вот сейчас вышла из отпуска, и у меня прямо трясутся руки, внутри страх, что я все забыла, потеряла навык, отучилась разговаривать за месяц. И мне не понравилось, каким получился выпуск. Я понимаю, что материал интересный, когда у меня глаз горит, когда герои интересны, когда я уже на три программы наработала, а войдет 40 минут – вот тогда я думаю: хороший материал, наверное, сделаю продолжение. Меня иногда заводят гости, включается актерское мастерство, и меня несет. Единственная надежда на режиссера и монтаж, что они пожалеют и вырежут это, потому что такая степень откровенности может пойти во вред.
Многие мои коллеги смеялись и брезгливо относились к тому, что я снимаюсь в программе. Говорили: «Ну зачем тебе это, тебя же перестанут снимать». А это моя профессия, мой хлеб. Я же понимаю, что очередь за мной не стоит, Кончаловский и Звягинцев не пишут под меня сценарии. Сначала я кокетничала, потом меня начало раздражать, особенно когда говорили: «У тебя там такие маргиналы, как ты можешь с ними общаться». А я отвечала: «А ты не такой/такая?» Потом я просто перестала об этом разговаривать. Я не люблю, когда начинают ставить оценку моему народу. На себя посмотрите в зеркало.
Про возраст
Возраст – это паспортные данные. Я не хочу быть как молодая. Я хочу быть такая, какая я есть, и играть роль, адекватную своему возрасту. Ничто так не старит женщину, как подростковый рюкзачок и подростковый сленг. Я родилась старушкой, я никогда не чувствовала себя молодой. Был период, когда я вела себя глупо, но не потому, что была молодая, а потому, что была дурой.
Я все успела в жизни. Я даже лишку своего женского получила. Не могу сказать, что в каком-то возрасте было лучше всего. Я была молодая, красивая, любимая, но негде было жить, не на что было есть, нечего было носить. Я помню эти лишения, и это омрачало мою жизнь. Вспомнить нечего. Чего я хотела, не могла получить. По чужим дачам-коммуналкам ездить – что в этом хорошего? А когда многое появилось – либидо пропало.
Конечно, в каждом возрасте свое счастье, своя радость. В старости главное, чтобы было здоровье. Мне грех жаловаться. Я благодарю судьбу, мне есть за что ее благодарить. Кто еще в моем возрасте живет, процветает, работает? У меня очень много предложений. Конечно, может, это не то, о чем мечталось, я потеряла фигуру свою, обаяние молодости, но пришло взамен что-то не совсем омерзительное в виде меня.