мы в дзене
«История одного назначения»: режиссер Авдотья Смирнова о любви к Толстому, почти мистическом сне, нюансах кастинга и отношении музейщиков к киношникам
В коллекции фильмов авторства Авдотьи Смирновой пополнение: 6 сентября в прокат выходит «История одного назначения». Это умно, тонко, камерно, непафосно, местами завораживающе поставленная драма о нелепой и смертельной коллизии в жизни маленького человека – писаря Шабунина, без роду без племени, фальсифицирующего денежные расходы роты по приказу нечистого на руку начальника. В водоворот событий вплетается карьера прожигателя жизни Гриши Колокольцева, история графа Льва Толстого, его семьи, служащих в роте и множества других людей – вплоть до фрейлины государя.
Авдотья Смирнова (вторая справа) на съемках ленты «История одного назначения»
Начнем сначала. Как к вам пришла идея этого фильма? Вы имеете привычку перечитывать Льва Толстого?
Льва Толстого я всю жизнь перечитываю и очень люблю. Читаю и Павла Валерьевича Басинского, писателя, литературоведа, журналиста. Он в свое время написал книгу «Лев Толстой: бегство из рая» про уход Толстого из Ясной Поляны и получил премию «Большая книга». Потом написал книгу «Святой против Льва. Иоанн Кронштадтский и Лев Толстой: история одной вражды». И его третья книга – «Лев против Льва» о среднем сыне Льва Николаевича, Льве. Я читала вторую книгу этой трилогии, в которой есть маленькая главка «Спасти рядового Шабунина». Она меня совершенно поразила, и я на ней зависла, как компьютер. Читаю дальше, а понимаю, что думаю об этой истории, этой главе. И где-то через день я поняла, что надо из этого делать кино.
И контакты Басинского были под рукой?
Да, я позвонила Павлу, при том что была далеко, на Камчатке. Дождалась какого-то приличного времени и сказала ему: «Паша, я хочу из этого делать кино». Павел стал меня немедленно отговаривать: «Ну зачем вам это, Дуня? Это такая мрачная история. У вас такие светлые картины. Зачем вам это надо?» Я ему говорю: «Сценарий будем писать вместе?» «Буду», – сказал Павел. Мне было чрезвычайно важно его благословение и участие во всем этом.
Вам потом пришлось заниматься поиском средств на фильм? Или у вас есть круг продюсеров, на которых можно опереться?
В моем положении просить государственных денег я не могу. При этом любая историческая картина – дело довольно дорогое. Представление о финансовых возможностях моего мужа несколько мифологизировано (улыбается). Я, естественно, попросила у мужа поддержки. Он спросил: «Сколько?» Мы посчитали бюджет, он ухнул и дал половину. Остальное пошла клянчить по друзьям и знакомым.
То есть вы, по сути, выступили еще и продюсером фильма?
Да. Тяжелое это дело, потому что ты просишь деньги, и просишь без гарантии, что вернешь. Спрогнозировать, пойдет ли зритель на эту картину или не пойдет, сложно, хотя я сделала все от меня зависящее. Тем не менее все сложилось.
Авдотья Смирнова выступила не только режиссером, но и продюсером фильма «История одного назначения»
Кастинг был жестким для вас?
Ну что вы. У меня не бывает тяжелого кастинга, потому что я знаю, кого буду снимать. Конечно, я испытывала волнение и сомнение, найду ли Толстого. Но когда увидела Женю Харитонова в спектакле Кирилла Серебренникова «Обыкновенная история», где он играл три крошечных роли, то прямо из театра позвонила Ане Пармас и сказала: «Мне кажется, я нашла Толстого». Дальше я познакомилась с Женей, сделала с ним пробы. И уже больше никого не пробовала.
А Шабунина как нашли?
Это смешное алаверды получилось, от нашего стола – вашему столу. Мой друг Боря Хлебников два года назад приступал к съемкам фильма «Аритмия» и искал героиню. Я в тот момент писала сценарий и понимала, что Софью Андреевну будет играть Ира Горбачева. И ему посоветовала: «Попробуй Горбачеву». Боря: «Ну она же характерная». Я ему: «А ты попробуй. Там же виден диапазон огромный». При том что Боря пробовал многих актрис, Горбачева убрала всех. Так Ира Горбачева стала звездой фильма «Аритмия».
Потом я искала Шабунина, не могла найти. И Боря мне говорит: «Есть такой артист – Филипп Гуревич. Я его в свое время пробовал, он понравился, но по каким-то причинам не смог снимать. Вот попробуй его». Пришел Филипп на пробу, которую мы на телефон снимали. Я через пять минут ее остановила со словами: «Вы утверждены».
Съемки фильма проходили в Ясной Поляне и павильонах киностудии «Ленфильм»
Когда вы позвонили в музей «Ясная Поляна», все обрадовались, что к ним приедут звезды и еще раз вспомнят на всю Россию великое имя Толстого?
Вы плохо знаете музейный мир, если думаете, что хотя бы в одном музее-усадьбе радуются приезду киношников. Музейщики киношников ненавидят, потому что мы мешаем, можем что-то испортить и так далее. Но у меня в рукаве было два козыря. Первый – мне повезло, и Владимир Ильич Толстой, в прошлом многолетний директор музея, сегодня советник по культуре президента России, – мой стариннейший приятель. Мы с ним познакомились, когда мне было 16 лет. И его жене Екатерине Александровне Толстой, нынешнему директору «Ясной Поляны», я была не чужой человек. Второй – я являюсь режиссером фильма «Два дня», который прославляет мир музея-усадьбы, и в музейном сообществе этот фильм любят. У меня также есть фильм «Отцы и дети», который снимали в музее, часть фильма «Кококо» происходит в Кунсткамере. Я музейный мир как раз знаю и люблю, и у меня, что называется, хорошая кредитная история для музейщиков. Есть такая штука «караван» – техника киношная, большое количество грузовиков со светом, костюмами, аппаратурой. Когда директор музея сказала: «Давайте снимайте. Вот вам поляна, ставьте караван» – я ответила: «Катя, ты понимаешь, что мы эту поляну убьем?» Она: «Ну, постарайтесь не убить». Пошли дожди, и мы, конечно, эту поляну ухайдокали, но ее потом, слава богу, восстановили.
На «Кинотавре» фильм получил приз зрительских симпатий и награду за лучший сценарий
Фильм скорее об этике, чем об эстетике, но и о ней тоже. Вы показали взаимоотношения между людьми разных социальных слоев, жизнь в невоюющей армии, ее принципы, жизнь семьи Толстого, а любовные линии – на периферии: отношения Толстого с женой, Шабунина с девушкой, брата Толстого с невестой. Почему так?
Не соглашусь, что там в центре нет любовной истории. Просто у нас привыкли толковать любовную историю очень прямолинейно, как романтически-эротическую. Там есть история влюбленности Гриши Колокольцева в графа Льва Николаевича Толстого. Мой жизненный опыт подсказывает, что в жизни практически каждого человека был период любви к старшему другу или подруге. И как правило, любви драматичной. Мы все влюблялись по-человечески в институтских преподавателей, старших подруг в компании. Свойство молодого человека влюбляться и сотворять себе кумира, хотеть этому человеку нравиться, хотеть с ним проводить время, хотеть жить свою жизнь по его лекалам – это очень сильное чувство, которое есть в молодости. Это любовь. Я вообще воспринимаю дружбу как высшую форму любви.
Это история еще про то, что XIX век – это не каменный век, эти люди – такие же, как мы, только чуть лучше образованные и сильно лучше воспитанные. Представление современного молодого человека о том, что XIX век – это бог знает когда было, мне хотелось сломать.
Вам съемка сцены расстрела с какого дубля далась? На меня, как на зрителя, она произвела сильное впечатление, возникло ощущение сопричастности к происшедшему, хотелось продышаться после…
Это очень правильный вопрос. Мы этот сценарий вместе с моим любимым оператором Максимом Осадчим раскадровали и больше всего возились со сценой расстрела. С самого начала мы понимали, что это будет самая тяжелая съемка. И так оно и случилось. Сначала черт знает что происходило с погодой: то ветер, буря, дождь, потом выглядывает солнце. То не стреляют ружья, то все нервничают: непонятно, успеем или не успеем. Все перецапались друг с другом. Потом я одной очень переволновавшейся сотруднице говорю: «Ты понимаешь, что, если бы эта съемка прошла гладко, это означало бы, что с нами не все в порядке как с людьми. Мы убиваем человека, и ты хочешь, чтобы мы были в бодром, благостном настроении? Тогда мы просто калеки».
Некоторые части раскадровки выросли из моего сна. Мне тогда было лет 26-27, и сон врезался мне в память на всю жизнь. Мне приснилось, что меня должны повесить, я стою на столе с петлей. А при мне два человека обсуждают, куда они пойдут обедать после казни, через 10 минут. И я проснулась с очень острым и странным осознанием собственной смертности.
Смотрите фильм Авдотьи Смирновой «История одного назначения» в кинотеатрах с 6 сентября
И когда дело дошло до этого сценария, этот сон всплыл, и я подумала: «Ах, вот оно зачем было!» Поэтому в фильме есть такие детали, когда Шабунина ведут к столбу, он видит столб, гроб и могилу, вырытую для него. Через несколько минут могила станет его могилой, и его положат в этот гроб. Есть кадр, когда ему мешок на голову надевают, экран становится темным. Как передать ощущения человека, которого сейчас не будет? Как перевести эти ощущения на язык кино? Сложная задача.
Потом мы сидели со звукорежиссером Львом Ежовым, моим постоянным соавтором, и выстраивали эту сцену. Решили убрать звуки ветра и повесить пустоту, чтобы ничто тебя не отвлекало, чтобы зритель сосредоточился на мысли о предстоящей смерти. Как будто глохнешь. Там фонограмма противоестественно вычищена.
В «Истории одного назначения» в художественном смысле система победила человечность. А как лично вы считаете: гуманизм выше закона?
Для меня эта история о том, что милосердие выше закона, выше справедливости, выше всего. Оно нам Христом заповедано. Человечество развивается таким образом, что постепенно приближает закон сначала к справедливости, а потом – на высоких точках своего развития – к милосердию.
Дело не в том, что победила система, а в том, что мы ошибаемся, причем все, включая Льва Толстого. Ну как можно было в письме к царю забыть указать номер части и где она стоит? Ну как? Он был офицером действующей армии и прекрасно знал, как подаются бумаги. А вот в пылу публицистическом и обвиняющем он взял и забыл сделать главное… И все, кто надеялся, что царь помилует писаря, оказались, собственно говоря, виновны в смерти Шабунина.
Кино – это?
Умение рассказать свой сон так, чтобы интересно было другому.