Лекция на «Старконе» от Леонида Якубовича: «Я – эффект телевидения»

«Старкон» прошел в петербургском «Экспофоруме»

Перед выступлением Леонид Якубович предупредил собравшихся, что тайн нет никаких и он ответит на любые вопросы. Однако от микрофона он отказался, потому что это «формализирует всю эту историю», чего Леонид Аркадьевич очень не любит. На встрече присутствовали люди разных возрастов – как школьники от первого до последнего класса, так и молодежь и старшее поколение.

Ожидая первые вопросы от замершей публики, Леонид Аркадьевич пошутил, что особенно он разбирается в темах, связанных с профессиями. «Это строительство – вентиляция, кондиционирование воздуха, авиация; институт я закончил по этой специальности (Якубович работал на авиационном заводе токарем, электромехаником, а среднее образование получил в вечерней школе, затем учился в Московском институте электронного машиностроения и Московском инженерно-строительном институте им. В.В. Куйбышева. – Ред.). 60 лет стою у плиты, жена может подтвердить, я готовлю неплохо, телевидение в любой форме, театр». В зале присутствовали жена, Марина Викторовна, и дочь Леонида Аркадьевича, Варвара. Нельзя не отметить, что встречу Леонид Якубович начал даже раньше обозначенного времени, хотя обычно подобные мероприятия задерживаются. Столь скрупулезное отношение ко времени бессменный ведущий «Поля чудес» позже раскрыл, поведав о том, как снимается легендарная передача для Первого канала.

ЧТО ЛЕОНИД ЯКУБОЧИЧ ЗАБЫЛ НА «СТАРКОНЕ»?

Дочь уговорила меня приехать, я прибежал сюда между спектаклями. Великое слово – «творчество», и это замечательно! Мне очень нравится! Люди сами себе делают костюмы, воплощают образы, и в этом кайф – не купить костюм, а сделать самому, это и есть то великое, для чего мы рождаемся на свет. Мы ведь все мечтаем – кто космонавтом стать, кто еще кем-то. Это называется великий момент общения. Мы все настолько разобщены – по географии, по национальному признаку, по психологии, и когда-то связующим звеном для нас были двор и комсомол. А сейчас – вот. И эти воспоминания – самое ценное, что есть. Нельзя лениться – надо записывать, фотографировать, потом будете вспоминать с теплотой.

САМЫЙ ВОЛНУЮЩИЙ ВОПРОС ПРО «ПОЛЕ ЧУДЕС»

Я готов ответить на самый волнующий вопрос, который интересует всю страну много лет: куда девается жратва? Докладываю: как только заканчивается запись, которая длится два часа, снимается четыре-пять программ, раз в месяц на следующий месяц, у меня только одна задача – выскочить из студии. Мы печатаем 150 билетов, они пригласительные, никаких статистов нет, это зрители, все настоящие, по-моему, только мы и КВН остались – всего две передачи, где не статисты, а зрители присутствуют. Я никогда за 27 лет не видел, чтобы в зале было 150 человек. 300-400, 750 было, 1200 было. На головах. Причем все с билетами, я проверял. Как это происходит, я не знаю.

И вот это все, что на барабане, что принесли участники, – это все выносится, накрываются столы, и зрители выпивают и съедают все! Причем это надо видеть: засовывается в карманы, в за пазуху, администраторы орут, чтобы детей не задавили. Все сметается – такое ощущение, что они приходят поесть! (Смеется.) Приезжайте и вы, хотя бы наедитесь!

Музей «Поля чудес» реально существует – на ВДНХ целый павильон занимал, а сейчас находится на Телецентре, занимает целый коридор. Там люди специальные понимают, что надо выставлять, а что в запасниках хранить. Две категории вещей никогда не попадают в музей – это все предметы, связанные с религией, их передают в храм, и личные вещи, связанные с историей семьи. Был портсигар, в который попала пуля, он спас жизнь человеку, фотографии. Их возвращают сразу после съемок людям.

Вот уже 27 лет Леонид Якубович работает на телевидении. 31 июля Леониду Якубовичу исполнится 73 года

ИНТЕРНЕТ ДЛЯ ЯКУБОВИЧА

На компьютере я умею только работать и играть. У меня был когда-то авиасимулятор, там много машин было, но неудобный, потому что клавишное управление, хоть и можно джойстик приспособить. Ну и, конечно, преферанс какой-нибудь. И утром я смотрю новости. И больше ничего. Телевизор я почти не смотрю никогда, только какие-то старые фильмы, зарубежные тоже, Discovery. А интернет – это замечательно, можно утонуть. Когда я впервые получил доступ, просто обалдел, потерялся там. Я что-то хотел узнать, а там мне стало интересно что-то еще, я «упал» туда и через два часа вылез оттуда, не понимая, где я был. У меня не было никогда никаких фейсбуков, потому что я не знаю, как туда залезают. Но говорят, что под моей фамилией там человек 18, поздравляют друг друга с днем рождения, ну и хоронили меня уже раз 300, на что я с грустью должен попенять вам, как людям невежливым: пришли без венков. Я ради вас раскопался – а вы без цветов!

О ТЕЛЕВИДЕНИИ

Такие люди, как Владислав Листьев, были влюблены в телевизор. Без этого вообще на телевидении делать нечего. Это довольно странное существование, я думаю. Познер всю жизнь утверждает, что телевидение – это техника, и мы цапались с ним бесконечно. Но на самом деле: что же это такое за искусство, когда я в любую минуту могу пойти пить чай, могу переключить и выключить. Вот смотрите: например, бывают ситуации, когда в театре зрителям не нравится спектакль, ни один человек в зале вам не объяснит почему, но что-то не так, интуитивно люди чувствуют фальшь. Но телевидение – другая история. И как удержать у экрана?

Когда-то давно это умели делать в некоторой степени лучше, чем сейчас. Например, я взял секундомер и проверил сам. Мне было интересно, почему в интервью времени уделяется больше вопросу, чем ответу, тому, кто спрашивает, а не тому, кто высказывает мнение. Ты же вторичен всегда, твое дело – передать вопрос, который интересен зрителям, и все. Сиди дальше молча и лучше спиной вообще.

80% телевизионных программ у нас – это радиопередачи, когда без изображения смысл не поменяется. А что такое телевидение? Сначала вижу, а потом слышу, свет-то летит быстрее звука. Значит, нужен все время экшен, что-то должно происходить каждое мгновение. А чем это заменяется? Меня это раздражает безмерно! Половина ведущих куда-то торопится – вот он начинает говорить, держит микрофон и идет куда-то, такое ощущение, что он бежит куда-то. Это якобы действие. Это вранье, а не действие. Это неуважение к тем, кто тебя смотрит.

В небольшом помещении на встречу с Леонидом Якубовичем собралось не меньше трех сотен гостей «Старкона», но не все желающие смогли вместиться

Еще раздражает, когда диктор перед сюжетом корреспондента рассказывает зрителям то, что скажет нам тут же журналист. Передача информации – очень аккуратная штука. В этом плане я Катьку очень люблю – диктор не должен передавать свои эмоции. А политические программы – вот эти якобы дебаты? Я иногда включаю исключительно с интересом человека, который учится на психиатра. Понять, о чем они говорят, нельзя, они орут друг на друга, хамят, что недопустимо никогда, перебивают, как с цепи сорвались. И бесконечное прыгание одних и тех же оппонентов по разным программам… Уже всем известно, сколько им платят… Они одинаковые все. И позволяют говорить на нашем экране про нас такое, за что у себя бы получили в лоб. Я вот, например, человек невыдержанный, а тут я должен сидеть и смотреть, как кто-то хамит и обзывает мою страну так, как даже я себе не позволяю. Поэтому мы уже и не смотрим. Зритель у телевизора практически неуправляем, и надо делать все возможное, чтобы его интерес здесь и сейчас проявился и задержался на твоей «кнопке». Я знаю, как взыграла «Звезда», когда Лешка Пиманов придумал поставить вечером не что-нибудь, а старые хорошие фильмы.

Когда-то я мог с уверенностью сказать, что у нас лучшее в мире телевидение. Я много смотрел из разных стран – такая ахинея, ну это что-то невероятное! Кстати, надо сказать, шоу «Колесо фортуны», которое придумано на американском телевидении и по всему миру идет, никакого отношения к «Полю чудес» вообще не имеет. У них барабан вертикальный, и когда-то у них был приз – миллион долларов. У нас нет театрализации, как мы с Владом и придумали. Я не знаю, кто что скажет, кто с чем придет, нет никаких сценариев. И все время вторичен, потому что без этого нельзя, можно провалиться иначе. Как только я стану ниже или выше, все пропало. Все знают: в четвертой студии, где мы снимаем, у нас нет телевидения, как бы парадоксально это ни было. У меня нет громкой связи, нет «уха», мы договорились так, я знаю технологию производства, но я так работаю. Поэтому камеры у нас работают всегда на протяжении съемок. У меня начало в 12:00, без опозданий, ровно, всегда, чего вообще не может быть на телевидении. Если в 12:01 мы не работаем, значит, кто-то уволен.

Я ведь все время призываю и говорю о том, что не дай бог серьезно относиться к этой штуке! Ну вы сами подумайте: XXI век на дворе, девять взрослых образованных людей на глазах всего народа всерьез два часа по буквам отгадывают слово! Ну что это?

Вырезается очень много смешного, особенно с детьми – они зажаты чудовищно, их же шпыняют все время. Было несколько случаев, когда ребенка заставляют петь, а он не может, уже плачет, тогда мы с ним выходим в коридор, там я его прошу мне только спеть, он поет, говорю, как потрясающе ребенок поет, он поет дальше, и мы тихонечко идем обратно в студию, где я его прошу повторить еще раз, а то я не услышал. Но за 27 лет вы не видели, чтобы кто-то на «Поле чудес» попадал в дурацкое положение, в забавное – да. А происходило такое, что можно с ума сойти: у женщин грудь оголялась, дети от счастья описывались, у мужчин брюки падали сколько раз! Это загадка, честное слово!

Леонид Якубович – пилот третьего класса коммерческой авиации

ПРО АВИАЦИЮ

Что небо значит? Это приблизительно, как если я попытаюсь объяснить вкус поцелуя любимой женщины… Без этого жить нельзя! Я попал туда случайно – меня привел Юра Николаев, а вообще, мы ехали учиться играть в теннис к нему, у него уже тогда был дома корт. Тогда он говорил, что я человек публичный, даже вон Ельцин играет в теннис, а мне было как-то все равно. Меня даже одели, причем будто мы уже из магазина едем сразу на «Ролан Гаррос», выглядел я красиво, но по пути мы завернули на аэродром. Я завелся ужасно, потому что у меня не получилось, такой дурацкий характер. Я-то вообще думал, что там автопилоты работают. Когда мне впервые отдали штурвал, я его дернул и мы «провалились». На маленьком Як-18 поднялись тогда. В общем, стал я туда ездить почти каждый день. Где-то часов через 12 мне инструктор сказал, что я могу ехать самостоятельно, – это 1994 год. А мне же неинтересно, мне же надо, чтобы рядом кто-то сидел, говорил, как я. Но им надо было мне лицензию выдать для самостоятельного полета, это их работа, они должны меня выпустить. И однажды инструктор в середине занятия говорит садиться и заруливать, потому что приспичило ему. Я выполняю его поручения, он выходит из самолета, я жду сижу. Барабанит винт. И тут мне с КТП говорят убрать машину с рулежки, на исполнительный меня отправили, надо на взлет заходить, потому что борт заходит. Я все сделал, сажусь весь мокрый. Ровно на Троицу это было. Просто сумасшедшее ощущение – приняли в братство. Уже потом я выпустился пилотом третьего класса на Як-40 и, кстати, год возил пассажиров вторым пилотом.

Второй острый случай, который я испытал, – это когда мы поехали учиться в Луховицы летать на истребителях. Но пока мы ждали своей очереди после брифинга – кстати, это означает инструктаж военных летчиков перед полетом, поэтому, когда я слышу, что в министерстве прошел брифинг, я вздрагиваю, – ко мне подошел Валера Ярик и предложил попробовать на вертолете. Ми-2, посадили на командирское сиденье, сам на второе сел, поднял машину. Дал ручку – мы поднялись, и с этой секунды я с сошел с ума. Нас разматывало так, что я не верил, что эта штука летать может. Что они только со мной ни делали – сажали меня на табуретку с одной ногой, давали шарик на веревочке, чтобы равновесие держал. Ничего вообще не помогало!

И вот однажды – в Норильске, по-моему, тогда там был главным молодой Хлопонин. Концерт шел часов 14 подряд, я его вел, к концу вообще ничего не соображал. Артистов после выступлений забирали на вертолетах к озерам – ловить рыбу, жарить шашлыки. Вот нас с Левушкой Лещенко везут на площадку, там стоит бухтит Ми-8, мы полезли на борт. На командирском сиденье сидит дедушка с таким прожаренным, как печеное яблоко, лицом и пальцем мне показывает – думаю, может, автограф просить хочет. А он мне: «Вы же летаете? Я вам что, таксист? Садись!» Я сел. Поговорили, узнал, что у меня с вертолетами совсем ничего не получается. Он механиков выгнал, я во второе сиденье сел, пристегнулся. И говорит: «Слушай и запомни, как "Отче наш". Ты одинокий человек, абсолютно, давно. Никого нет, кроме твоей любимой канарейки. Ты приходишь домой – она к тебе на плечо садится. Ты спишь – она рядом. Вы понимаете друг друга так, как понимают друг друга самые близкие существа». Я про себя: «Дед шибанутый, мне с ним лететь. Как бы мне отсюда выбраться?» А он мне: «Теперь возьми ее в руки». Я думаю: пора сваливать. Он дает мне в руку ручку штурвала, приговаривает: «Сжал – раздавил, разжал – улетела. Теперь возьми канарейку так, чтобы она от удовольствия глаза закрыла». Мы взлетели 500 метров, ручку взял как-то рефлекторно, ручка эта, канарейка, и я лечу – горизонт! Какая рыбалка? И потом я уже выпустился с Ми-2, Гарик Геворков – лучший инструктор в моей жизни. На Ми-2 – это искусство, его уже не выпускают, если на нем научиться летать, то можно летать на чем угодно. Гарик стал несколько раз чемпионом мира, и 24 июля мы вместе открываем чемпионат мира по высшему пилотажу в Минске, я вторым пилотом иду на этом Ми-2. Другой человек – генерал-лейтенант, с которым я прошел две горячие точки, который меня всегда сажал на второе сиденье, уже на Ми-8, – человек, военный летчик, которому присвоили позывной Маэстро. Что он делает с машиной – невероятно! Небо – это удовольствие! Вот повезло так повезло: чем бы я ни занимался в жизни – одно удовольствие!

Леонид Якубович – художественный руководитель и ведущий программы «Поле чудес», которую делает телекомпания «ВИD»

СРЕДНЕСТАТИСТИЧЕСКИЙ ДЕНЬ ЯКУБОВИЧА

Могу рассказать о позапрошлом воскресенье. Поскольку я ни фига не сплю, в этом квадратном состоянии я в семь встал, в 7:30 я в машине, через два часа я на аэродроме, 40 минут полета, я вернулся обратно, перекусил, переоделся, взял сумку, поехал на теннис. Там сначала 25 минут зал – железо, потом теннис два часа, я вернулся обратно, мы пообедали, я передохнул. И далее до ужина час и после ужина до утра я сидел за клавиатурой, что-то писал. Но это варьируется – есть и спектакли, и съемки.

ПЕРВОЕ ВЫСТУПЛЕНИЕ В ТЕАТРЕ

Первый спектакль я помню очень хорошо. Это было в школе, в восьмом классе, спектакль «Двенадцатая ночь» по Шекспиру, я играл шута. Костюмы надо было шить родителям – моя мать, изумительный доктор, гинеколог, говорила, что «работает в органах», но шить она не умела. Это привело к гомерическому результату – мой костюм был сшит довольно странно. А на театральной сцене – во Дворце культуры завода Лихачева (с 1971 по 1977 год работал на заводе имени Лихачева. – Ред.), Сергей Львович Тейн руководил, у нас были занятия, как в театральных институтах. Кира Прошутинская преподавала мне там танец, потом мы с ней встретились на телевидении. В спектакле «Овод» я играл пажа, должен был произнести небольшую реплику, но полностью я ее не смог сказать, потому что оступился и упал в оркестровую яму с большим грохотом. Зрители решили, что так и задумано.

Если есть экипаж, то все получится, ты будешь знать, что тебя никогда не подставят. Так же с театром – на сцене работает экипаж, ты можешь забыть слово – тебя вытянут, ты вообще можешь на этих людей положиться. С этим связано множество смешных ситуаций. Я когда-то собирал огромное количество театральных анекдотов, их множество.

Экипаж – это великое слово. Каждый знает, что должен делать. В экипаже могут быть только свои – близкие люди, с которыми можно молчать и ничего не говорить.

Фото vk.com/starcon, телекомпания «ВИD», Татьяна Рамкина